Загадка слободского дома Дело о молочных бидонах 2

Прошел месяц, но найти еще какую-нибудь зацепку не удавалось. Как попадали деньги к Лингимбаумам? В конторке братьев за день перебывает столько народу, что проследить за каждым нет никакой возможности.

Поиск продолжался. Внимание сотрудников угрозыска привлек бедный крестьянин — молочник на Новом базаре. Худая кляча, нищенская сбруя, невзрачная подвода с большими бидонами. Казалось бы — крестьянин как крестьянин, в то время таких приезжало на рынок немало. Но заметили, что частенько к нему подходит шикарно одетый человек средних лет, подолгу беседует. А однажды передал записку.

Что общего могло быть у этих людей? Самое интересное — в франте Старичков узнал того субъекта, которому в кафе «Биржа» один из Лингимбаумов передал деньги! Нет, упускать из виду подводу нельзя!

И когда в очередной раз она с грохотом от подпрыгивающих пустых бидонов покатила с базара, за ней уже следовала вторая — с сотрудником угро.
«Провожать» молочника пришлось до самой Новой Дофиновки. Дорога тянулась долго. На ярмарочной площади подвода остановилась. Подопечный соскочил на землю, поправил на лошади сбрую. Затем зашел в небольшой домик, на дверях которого болталась большая вывеска: «Покупай товар в «Ларьке» — дешевле, лучше, чем везде». Побыл там немного, направился к крестьянским возам, что живописным табором расположились на площади.

Деньги в бидонах

На возах возвышались стога сена. Тут же сидели жены и дети их владельцев. Над импровизированным табором витал сивушный дух. «Решил раздобыть самогон», — понял Старичков. Он зашел в «Ларек», сделал вид, что высматривает какую-то нужную вещь. Затем вышел и начал возиться со своей подводой, стараясь не упустить крестьянина из виду.

В то время самогоноварение было бичом Одессы. Самогонные «малины» ютились на окраинах города, в грязных закоулках, в подвалах. Попадались они и в центре. Особенно много было на Балковской улице. Милиция как могла боролась с этим злом, но, разгромленные в одном месте, «малины» стихийно возникали в другом. Что говорить, у милиции хватало забот…

Но то, что молочник завернул в мешковину и, бережно придерживая, понёс к своей подводе, не было похоже на сосуд с жидкостью. Он положил свою ношу на охапку сена рядом с сиденьем. Заботливо прикрыл старой попоной. И только тогда тронул клячу.

Деньги для самогона

Больше он не останавливался. Добравшись до Новой Дофиновки, скрылся за зелеными воротами ничем не отличавшегося от других домика.
Теперь в хате напротив круглосуточно дежурили сотрудники угрозыска.
На первых порах наблюдение никаких сведений не дало. Один раз в неделю колымага отправлялась в город, а вечером возвращалась обратно.

— Не нравятся мне эти бидоны,— говорил Старичков Белоусову.— Вызывают они во мне какое-то необъяснимое раздражение. Чувствую: что-то кроется за их нарочитой обыкновенностью.
— Так-то оно так,— отвечал тот,— но сам знаешь: работа наша требует точных, осязаемых доказательств.

Кабинет Белоусова был сизым от табачного дыма. Его скромная обстановка — письменный стол, этажерка с книгами — помогала сосредоточиться. Здесь не было ничего лишнего, отвлекающего.
Вариант за вариантом предлагали сотрудники. Белоусов внимательно выслушивал их предложения и… решительно отклонял. Время не ждало.
Но действовать нужно было крайне осторожно. Расспрашивать соседей опасно — можно все испортить. Хотя заманчиво…

Соседи молочника иногда наведывались к нему по своим делам. Кто приходил купить молока, кто брал взаймы нужную в хозяйстве вещь. Заглянуть бы одним глазом за зеленый забор… Пока сделать этого не удавалось.
День проходил за днем, а результатов никаких… В Новой Дофиновке

жил инвалид, бывший буденовец. Человек, как выяснили, надежный. Решили обратиться к нему за помощью.

Деньги бедняков

Игнатий Бирюченко вернулся с гражданской войны. По ночам ампутированная нога болела. Игнатий во сне ворочался, стонал и успокаивался только тогда, когда видел себя на горячем коне среди товарищей. Его, как и всех бедняков, наделили участком земли, дали лошадь.

Он жил без семьи. На собраниях выступал активно и любое начинание Совета бедноты горячо поддерживал.
Хотя хозяйство занимало немало времени, он считал, что живет неполной жизнью. Что-то надо делать еще, а что сделаешь, когда вместо ноги — деревяшка. Газеты, которые привозили из города, он по старой армейской привычке прочитывал от корки до корки. Вечером, сидя на завалинке возле хаты, любил вслух поразмыслить о политике.

«Керзон-то, смотри, какие пули отливает,— говорил он соседу.— Но наши молодцы. На мякине не проведешь, не запугаешь… Красин так прямо и заявил…» И он начинал втолковывать соседу про коварство английского правительства, заявившего ультиматум Советской России.

Как-то раз рядом с Игнатием присел парень, по одежде видно, что из города. Попросил огонька. Закрывая спичку от ветра, повернулся спиной, потом выпустил из ноздрей белое облачко дыма и испытывающе посмотрел на Игнатия. Завязался разговор. Бывший конник почувствовал, что подошли к нему неспроста.

Новый знакомый

Новый знакомый поправился Игнатию. Он не был похож на городских хозяйчиков, которые иной раз наведывались в село за продуктами. Не производил и впечатления блатного.
Чувствовалось, что он чего-то не договаривал. И поэтому Игнатий не особенно удивился, когда, покалякав о погоде, о том о сем, парень обратился к нему по имени-отчеству. Каким-то шестым чувством Бирюченко догадался, что он из милиции.
— Поможете нам, Игнатий Сергеевич?— сказал тот после небольшой паузы, вроде не спрашивая, а сразу утверждая.
Вытащил из кармана удостоверение сотрудника угро и протянул его Игнатию.
На следующее утро (в этот день молочник обычно отправлялся в город) Бирюченко с порожней посудой в руках постучался в высокую калитку.

— Сосед, не продашь молочка? Послышался в ответ собачий лай. Спустя некоторое время щелкнул замок и показалось заспанное лицо хозяина:
— Заходи!
Игнатий вслед за молчником не спеша направился к коровнику. Краем глаза старался охватить все, что было во дворе.
За домом у молочника находился большой фруктовый сад, опоясанный густыми смородиновыми кустами. Спелые ягоды под лучами восходящего солнца светились пурпуровыми огоньками на темно-изумрудной листве.

Деньги в сарае

В глубине сада, разлинеенного деревьями; виднелось несколько деревянных строений, похожих на обыкновенные дровяные сарайчики. Около них в затоптанной траве Игнатий заметил валявшиеся банки, вроде бы от краски. И тут же он услышал приглушенные удары металла о металл. Пройдя еще немного, он понял, откуда они исходили. За сарайчиками трое неизвестных колдовали над перевернутыми молочными бидонами.

Естественно, он и вида не подал, что заметил их.
Хозяин искоса посмотрел на Игнатия, хотел проверить, обратил ли тот внимание на происходящее у него. Нет, равнодушным взглядом осматривает деревья…

— Добре яблони уродили,— произнес Игнатий, по-хозяйски поглаживая шершавый ствол.
— Не жалуемся,— нехотя отозвался молочник. Подумал немного и добавил: — Кузню хочу оборудовать. Мастеров из города пригласил. Стараются…
— Ежели плата хороша… — поддержал разговор Игнатий.

Набрав в крынку еще теплого, из-под коровы, молока, он повернул назад и направился к воротам так же не спеша.
— Интуиция тебя не подвела,— сказал Белоусов молодому сотруднику, когда тот доложил о виденном буденовцем.— Бидоны, надо полагать, с двойным дном…
Так оно и оказалось.

Выяснилось в дальнейшем, что в этих бидонах перевозили в город готовую продукцию, которую «выпекали» в тех самых сарайчиках. А из города таким же образом доставлялась бумага для изготовления денег.

Деньги до завершения операции

До завершения операции было еще далеко, хотя уже стало ясно, что мы на верном пути. По крупице собирали сведения, очень осторожно выяснили, с кем связаны фальшивомонетчики. Ниточки потянулись ко многим нэпманским конторам.

Было обнаружено еще одно место, где изготавливали фальшивки. На Балковской улице, в подвале одноэтажного дома, принадлежавшего родственникам Лингимбаума, с утра до вечера печатная машина производила на свет тысячи поддельных банковских билетов. Стало известно и то, что клише для фальшивых купюр сделали знаменитые тогда в Одессе граверы Левченко и Бродский.

Помню, следить за Левченко было особенно трудно. Он страдал глухотой и, идя по улице, особенно у перекрестков, постоянно оглядывался: боялся попасть под колеса конки, экипажей или появившихся автомобилей. Того и гляди — повернет голову и приметит «хвост»…

Я работал в паре с моим одногодком Женей Гавриловым. И пришлось нам проявлять немалую изобретательность, чтобы Левченко ничего не заподозрил.
Запомнился тогда еще один объект наблюдения — некто Сагалович, тоже участник организации фальшивомонетчиков. Возле Привоза, на улице Лазарева, на третьем этаже старого дома жила его знакомая, к которой он часто захаживал.

Внизу, на другой стороне улицы — около трамвайной остановки — скамейка с грибком. Не одну ночь провели мы там с Женей, стараясь не упустить из виду не только Сагаловнча, но и всех, кто приходил в эту квартиру. «Вели» мы его целые сутки, а затем «сдавали» дежурство следующей паре сотрудников.

Изнурительный труд за деньги

Изнурительный труд. Каждый из нас по очереди дежурил три часа. Товарищ спал рядом, по другую сторону скамейки, за высокой спинкой.
Иван Кабанич обыкновенно проверял посты ночью. К нашей чести будет сказано, что мы ни разу не упустили «поднадзорных». Иногда нам, молодым ребятам, крепко хотелось спать, но и перед начальником кому охота краснеть?

Признаюсь, что в самом начале моей работы в угрозыске однажды со мной случился казус. Вместе с Николаем Головиным мы должны были наблюдать за квартирой одного сапожника, по нашим сведениям, скупающего краденое.
Дежурили несколько суток кряду, нас почему-то не сменили и — был мой черед бодрствовать —пропустили момент, когда в квартиру занесли ворованное.

— Почему проспали? — тихо говорил нам Кабанич.
Мы уже знали, что так он говорит в минуты крайнего неудовольствия.
— Бодрствовали несколько суток кряду, товарищ начальник,— оправдывался я, готовый провалиться от стыда.
— Учтите, в следующий раз предупреждайте меня, что нуждаетесь в отдыхе.

Никуда это не годится. А теперь спать.
Больше никогда со мной подобного не случалось.
А как закончилось тогда дело о молочных бидонах? Во всех подробностях это знает ветеран Одесского уголовного розыска Михаил Михайлович Старичков. Он и поведал.

Когда картина деятельности злоумышленников, за исключением некоторых деталей, стала ясной, был разработан план их поимки. В назначенный день одновременно было произведено около ста арестов. Конфискованные «деньги» в мешках привозили в угрозыск, высыпали в комнату дежурного. Вечером она по щиколотку была завалена фальшивыми купюрами.

Следствие по делу установило, что тут действовала не простая шайка уголовников, печатающая деньги ради собственного обогащения. Организация фальшивомонетчиков имела постоянную связь с заграницей. Бумага, из которой изготавливались червонцы, была английского производства. А доставляли бумагу в город пароходом итальянской компании «Ллойд-Триестино», возившим в Одессу грузы цитрусовых.

Когда в местной печати появились отчеты об этом нашумевшем деле, Игнатий Бирюченко ходил по селу, доставал из кармана выгоревшей гимнастерки уже ветхую, побывавшую во многих руках газету и молча давал почитать. И, пока люди читали и охали, мол, какие дела творились в доме их односельчанина-молочника, Игнатий только загадочно усмехался. К чести его будет сказано, у буденновца хватило выдержки ни разу никому не обмолвиться, что в разоблачении таких матерых преступников была и его несомненная заслуга.
Часть 1