Дерибон

Пятница, 29 Марта 12:37

Погода в Одессе

Красота — это то, что буржуа называют уродством

Красота — это то, что буржуа называют уродством.

О.Уайльд

Громоздкая, разностильная мебель и непроницаемые шторы: дубовые деревянные панели и бронзовые кони на пьедесталах; засушенные насекомые в траурных рамках и соборные люстры в чехлах-коконах — это типичный «форсайтовский» интерьер викторианской Англии, тихая гавань пуританизма.

Как писал Генри Джеймс, здесь наихудшим ужасом были большие поверхности лака — чего-то сразу и резко шибающего в нос, чем было обмазано все кругом». Но были и другие обители, во вкусе «неогедонизма».

С их мишурным орнаментом на стенах, парчовыми драпировками и маниакальным стремлением заполнить пространство всевозможными безделушками, которые можно было разве что дарить горничным, страх пустоты выдавался за комфорт и светский тон. Вот такая красота.

И надо было обладать авторитетом, артистизмом и остроумием Оскара Уайльда, чтобы свободно курсировать между двумя берегами, перемещаться из гостиной в гостиную и непринужденно бичевать ханжескую унылость в первом случае и вульгарность философии изобилия во втором.

С его легкой руки боязнь пустого пространства среди лондонцев переросла в панический страх прослыть мещанами. Пока Уильям Моррис витал в облаках своей социально-эстетической утопии, с ее ориентацией на средневековье и кустарное производство. Фланер и денди Уайльд последовательно, поштучно и «по объектно» эстетически преображает среду обитания. Дабы впредь перед его глазами не возникало никаких неизящных впечатлений.

Эгоистично, но вполне в духе его основного лозунга: «Эстетика выше этики». Впрочем, столь смелое заявление в эпоху fin de siecle (фр. конец века) декадентским не было (декадентство вообще понятие относительное: упадок определяется отношением к первоначальной высоте), а скорее, создавало ситуацию для скачка.

Хмельная линия модерна, изготовившись прорасти везде и всюду, набирала энергию в рафинированном эстетизме. Как говаривал Оскар Уайльд: «Порок — элемент прогресса».

Люди интересуются лишь тем, что их совершенно не касается. В наш век единственно нужны ненужные вещи». — Замечал Уайльд, оглядываясь по сторонам в очередном светском салоне. Чугунные пегасы и альбомы-гербарии, предназначенные для увеселения гостей, тут же исчезали.

Им на смену приходили букеты полевых цветов и канарейки, красота которых необычайна. Естественность — это поза, — не унимался эстет-ортодокс, и в следующий раз хозяева старались порадовать ею чучелом павлина, «тигровыми» орхидеями в китайских вазах и лиловыми драпри.

Но он уже сладко щурил глаза на чью-то дамскую шляпу, полную цветов и листьев. Лучшие шляпки делаются из ничего — говорил Уайльд имея в прошлом опыт работы в журнале мод.

Если же перед его взором появлялся шедевр из ничего, он томно вздыхал. Когда люди соглашаются со мною, я вижу, что я не прав. Мелочей для него не существовало, ибо тщательно выбранная бутоньерка эффектнее чистоты и невинности, а красиво завязанный галстук — первый в жизни серьезный шаг.

Рассматривая домашние коллекции картин, он всегда находил повод сказать. Тот художник, темперамент которого склонен к решению этических, а не эстетических проблем, роковым образом слеп к вопросам формы и стиля своего произведения.

За этим обычно следовала рекомендация пожертвовать гравюры Хогарта местному викарию, а стены украсить полотнами своих друзей-прерафаэлитов. В нашей жизни не осталось ничего красочного, кроме порока.

Только красота может научить ценить каждое мгновение жизни. — Провозглашал Уайльд картинно появляясь в дверях гостиной с огромным цветком подсолнуха в петлице фрака. Его голос был прекрасной имитацией голоса Сары Бернар. а прическа заставляла вспомнить мраморного Нерона, что в Лувре.

Уныло-чопорный комфорт он оживлял фиалками, которые приносил и щедро разбрасывал по сервированному столу. Он бесцеремонно рассаживал дам в соответствии с собственным цветовым замыслом; требовал заменить бурбонские лилии на обоях на рисунки модного Уистлера и придирчиво рассматривал на подлинность персидские чепраки, коими покрывались диваны.

В своей книге Замыслы он восторгается тем. Что на персидских коврах нет даже изображения цветов — только абстрактный орнамент Одни краски -восхищается он. Не испорченные никакой вложенною в них мыслью и не связанные с определенной формой, могут многое сказать.

Гармония тонкой соразмерности линий и пятен отпечатлевается в нашем уме Повторность узора успокаивает нас. Причудливость рисунка возбуждает воображение. Когда критики нападали на его роман Портрет Дориана Грея. Удивленно поднимал брови Ведь это чисто декоративный роман!

Оскар Уайльд с жаром доносил в широкие массы революционные идеи архитектора и декоратора Оуэна Джонса, автора книги Грамматика орнамента. Он воодушевленно убеждал, что украшение должно быть вторичным по отношению к украшаемой вещи: что украшение плоских поверхностей в интерьере (обоев, ковров) не должно нарушать плоскости.

Что простота и красота цветовых сочетаний (пурпур и черное на белом фоне) может создавать поразительный эффект. Добропорядочные тори слушали и мысленно прощались с рыцарскими турнирами на своих обоях которые так любил рассматривать викарий…

Понимание красок и цветов важнее для развития личности, чем понятие о добре и зле. И эстетика Морриса, и живопись прерафаэлитов, и архитектура Филиппа Уэбба. Построившего для того же Морриса знаменитый Красный дом в Бекслихите, и, разумеется, просветительская деятельность Уайльда положили начало совершенно новому пониманию формы и цвета в английском искусстве 80-х годов XIX века.

Совершался энергичный переход от стиля, который обычно называют викторианским. К художественному дизайнер Форд Мэдокс предлагает матовый опенок зеленого для мебели, дверей и плинтусов. И Оскар Уайльд находит, что это самый превосходный фон для пастельной гаммы обоев работы Люиса Дэя и Брюса Балберта.

Теперь просвещенные домовладельцы, скрепя сердце, выносят в дальние комнаты тюдоровские комоды и стараются обходиться немногими предметами крашеной мебели облегченных форм. На стенах появляются модные обои «Дейзи» («Маргаритка») и несколько гравюр в тонких рамках.

Красота в оформлении интерьера

Соратник Уайльда по «Эстетическому движению» Чарлз Истлэйк в своей книге советы, как содержать дом рекомендует новый подход к оформлению интерьера. Становится обычным разделять стены на несколько горизонтальных зон.

Оклеенных разными, но в единой цветовой гамме обоями Фриз часто декорировался низким рельефом или тисненой позолоченной японской бумагой.

Любовь к темным тонам, однако, сохранилась потолок, как последний оплот викторианства упорно продолжали окрашивать в неописуемый коричневато-зеленый цвет. Пожалуй, только Белый дом, построенный и отделанный Эдуардом Годуином в 1878 году для художника Уистлера мог повлиять на общественный вкус (разумеется, не без участия Уайльда).

Полный света и воздуха, этот 2-этажный особняк с живописной и ассиметричной композицией, был выдержан внутри в тончайших бледных опенках. Здесь деликатная живопись Уистлера нашла достойный фон. Уайльд же потерял покой, пока Годуин не оформил одну из его комнат исключительно в оттенках белого.

Жемчужина литературы имела право на свою перламутровую раковину. Чтобы испытать действительность, ее надо видеть на туго натянутом канате. Призрак синтеза искусств реял над Европой Мечты Вагнера о синтетическом произведении были созвучны идеям Морриса и Годуина.

А что Уайльд? В своем эстетском костюме, который стал образцом для подражания даже в далекой России (достаточно вспомнить мирискуссников). Он в любом салоне сразу становился идейно-художественным центром, формируя настроение и наполняя среду новым смыслом.

Даже во время своего двухгодичного пребывания в тюрьме он умудрился из своей камеры создать подобие светской гостиной, где по-прежнему рассыпались фиалки и вдохновенно читались лекции по истории эстетики ничего не смыслящим арестантам.

Ведь для него самым тяжким преступлением была вульгарность. В этой связи следует отметить значение лекций, которые в 1882 году писатель с большим успехом прочел во многих городах Америки.

Новое понимание исскусства

Именно он, преподнес здесь идеи нового понимания искусства, в частности, такую: Имейте дома только то, о чем вы знаете, что это полезно или считаете, что это красиво. Сами же американские города показались Уайльду такими уныло-уродливыми, что заставили заявить в своем выступлении в Цинциннати. Непонятно, почему ваши преступники, приведенные 8 суд не ссылаются в свое оправдание на безобразность ваших улиц площадей и домов. У себя же на родине, Уайльд действовал куда энергичнее.

Рассказывают, что. увидев из окна собственного дома оборванного нищего, он заказал для него по собственному эскизу живописный наряд. Бахрома, прорехи и цветовые гаммы отныне были гармонично связаны с окружающим ландшафтом и могли порадовать самый изысканный вкус.

Бизнес попрошайки заметно оживился, эстет-Уайльд торжествовал. Да. он был дерзок, невыносим и увенчан сомнительной славой. Он обладал тем отрицательным обаянием, которое позднее станет характерным для модерна, с его греховными орхидеями и лилиями, похожими на удар хлыста.

Но так же как и модерн, он был практичен, деловит и нужно отдать ему должное, очень удачно выбрал время, чтобы заложить основы нового понимания искусства. Для того чтобы позднее Ван дер Вельде мог заявить, что есть опасность в поисках красоты ради самой красоты, нужно было Оскару Уайльду пройти свой крестный путь, усеянный фиалками…

Право на privacy англичане ценят превыше всего. Хозяева не должны стеснять слуг, а слуги не должны стеснять хозяев.

А женская половина строго отделена от мужской Женские — это красота, неприкосновенная территория спальни, гостиной, будуара. За мужчинами закреплялись столовая, кабинет, курительная, библиотека и оружейная комнаты. Если женская половина выдержана в нежных, пастельных тонах — много кружевных занавесей и скатертей, много комнатных растений и семейных портретов в серебряных рамках, — то в мужских комнатах доминируют красное дерево и мореный дуб, тяжелые бархатные гардины на окнах, турецкие ковры на полу и парадная серебряная посуда.

Одним из главных принципов английского дома, остающихся в силе до сих пор. является существование двух независимых коммун хозяев и слуг. Их пути нигде не должны пересекаться без особой на то надобности.

В былые времена, если кто-то из прислуги оказывался случайно в поле зрения хозяев или их гостей, он обязан был сам добровольно повернуться лицом к стенке и ждать, когда господа соизволят пройти мимо.

Комментарии к записи «Красота — это то, что буржуа называют уродством»

Комментариев пока нет, но вы можете стать первым

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *