Москва. Строительство середины XII века Часть 2

Для тех кто попал сюда случайно, Адрес 1 части этой стати 

О том, когда примерно это произошло и какой характер носили новые укрепления, мы узнали при археологических наблюдениях за строительство Дворца съездов в 1959 — 1960 гг. Остатки крепостной стены, шедшей вдоль берега р. Неглинной примерно по направлению современной Коммунистической улицы, были обнаружены к востоку от Потешного дворца и Троицких ворот.
Напротив Потешного дворца в западине культурного слоя в нижнем (III) его горизонте открылись первоначально всего три дубовых бревна диаметром 30 — 35 см. Они лежали впритык друг к другу без каких-либо скреплений по продольной оси. Бревна были очищены от коры и затесаны (кантованы) на 12 граней.

Длина каждого из них была, видимо, от 5 до 6 м 18.

Каждое продольное бревно опиралось на два-три поперечных. Это были обрезки более тонких деревьев (длиной 1,20 — 2,00 м, диаметром 12—18 см) с выступающим кверху сучком. Такой обрубленный сучок образовывал своеобразный крюк, удерживавший нижнюю часть продольного бревна. На другом конце крюка-поперечены прорезано сквозное отверстие размером примерно 8X4 см. В эти отверстия забиты затесанные на четыре грани штыри длиной от 20 до 60 см. Таким образом, этот элемент конструкции был рассчитан на сопротивление усилию, направленному горизонтально.

Поперечина — крюк с забитым в него штырем — должна мешать опирающемуся на них бревну откатиться в сторону под давлением лежащего выше грунта. В верхней части продольных бревен над каждой поперечиной прорублено по два паза, в которых лежали остатки таких же поперечин. Они, видимо, поддерживали следующий ряд продольных бревен. Этот ряд не сохранился, но по оставшимся тыльным частям поперечин можно заключить, что таких рядов, расположенных один над другим, было три.
Все это было засыпано с западной стороны и сверху рыхлым серовато-желтоватым песком, в котором попадались отдельные включения угольков, коры, щепы и культурного слоя. Однажды нашли даже деревянный крюк-поперечину, видимо, не пошедший в дело когда шло строительство. Включения всегда были расположены так, что восточный их конец был выше западного. Ясно, что они образовались при насыпке вала. А насыпали, его изнутри, с площадки города к склону.

Под основанием вала были обнаружены остатки деревянной постройки-конюшни, разрушенной когда шло строительство укрепления.

В некоторых местах поперечины-крюки лежали непосредственно на остатках стен этой постройки. Под насыпь вала уходила сравнительно тонкая прослойка культурного слоя, в который попадалась керамика XI—XII вв. На основание вала налегала с востока прослойка коричневого культурного слоя, датируемая второй половиной XII или началом XIII в. Насыпь вала в том месте, где мы открыли его впервые, напротив Потешного дворца, сохранилась лишь на незначительную высоту.

Вся конструкция оказалась под фундаментами зданий, построенных на этом месте гораздо позже — в XVII—XIX вв., и уцелела лишь потому, что лежала в естественной западине ниже обычного уровня подошвы культурного слоя в этом районе. Но севернее на той же линии напротив современной Троицкой башни Кремля в северной стенке котлована открылась более значительная часть вала, сохранившаяся почти на полную высоту — около 7 м, при ширине основания примерно 14,5 м.

Здесь, напротив Троицкой башни, в насыпи не было деревянных конструкций, подобных тем, какие мы только что описали.

Но самый характер грунта и включения были те же, что и в южной части вала. Под вал уходила тонкая прослойка культурного слоя (мощностью 10 — 30 см), в которой прослеживались остатки деревянного сооружения, по-видимому, с валом не связанного. На восточный край вала налегал нижний, III, горизонт культурного слоя Кремля, отложившийся еще до татарского нашествия. Как по направлению, так и по характеру насыпи и по стратиграфии, остатки вала, обнаруженные напротив Троицкой башни, принадлежат к тому же сооружению, что и открытые напротив Потешного дворца. Это — одна и та же линия укреплений, построенная не ранее второй половины XII в. и не позже начала XIII в.

Остатки этих крепостных сооружений представляют собой основание восточной части вала, обращенной внутрь города. Вал шел по высокому левому берегу р. Неглинной от мыса вверх по реке. Он защищал выросший центр города. Мы нашли остатки его северной части. Как далеко продолжался вал на север, можно судить лишь по косвенным данным, т. к. остатки этого укрепления на более северных участках прослежены не были. Видимо, они были уничтожены давно, в XIV—XVI вв., при огромном строительстве на этой территории.

Как показали археологические наблюдения, культурный слой здесь отложился в основном в XIV—XVII вв. и позже. Сохранившиеся в подошве культурных отложений горизонты III, древнейшего, культурного слоя прослежены лишь немного севернее линии Троицких ворот. Видимо, до разгрома Москвы татарами поселок не простирался севернее юго-восточного угла современного здания Арсенала. Укрепление же, как и большинство детинцев средневековых русских городов, наверное, не охватывало всей территории поселка, оно должно было заканчиваться еще несколько южнее. Вероятно, зафиксированная нами северная часть вала близка к оконечности. Где-то здесь, в районе современных Троицких ворот, он должен был поворачивать на юго-восток.

Представляло ли это укрепление нечто оригинальное, особенное, отличное от других известных сооружений?

Конструкция вала, как выясняется по материалам археологических исследований, имеет общие черты с конструкцией таких же валов в других русских городах. В то же время московские укрепления довольно значительно отличаются от всех известных нам укреплений древней Руси. Валы, представляющие собой простую насыпь без деревянных конструкций внутри, встречаются довольно часто в русских крепостях до самого XIII в. Высота их обычно достигает 4 — 5 м, но в крупных городах она иногда превышает и 10 м.

Таким образом, открытый нами вал в северной части не представляет чего-либо отличного от подобных сооружений большинства других русских городов. Но описанная выше деревянная конструкция в основании вала не обнаружена до настоящего времени ни в одном русском городе. Укрепление основания вала деревом применялось на Руси в X—XIII вв. Но то были обычные срубы в несколько венцов, как в Переяславле (ныне Переяслав-Хмельницкий), или отдельные бревна, иногда даже расположенные без всякой системы.

Конструкция же основания вала с использованием поперечин-крюков известна только за рубежом, хотя и в славянских крепостях. На территории современной Польши (и притом только в одной ее области — именно в так называемой Великой Польше) при раскопках открыт целый ряд крепостей, валы которых имели сходную деревянную конструкцию. Горизонтальные продольные бревна удерживались точно такими же поперечинами-крюками.

Исследователь польского средневекового военного зодчества В. Гензель называет этот тип конструкции «хаковой» (крюковой) от польского слова «хак» (крюк).

В VIII —X вв. «хаковая» конструкция была более сложной. Бревна, поддерживаемые крюками, дополнялись несколькими рядами свободно лежащих поперечных и продольных бревен. Таков был, например, вал древнего польского города Гнезна во второй половине X в. Позже конструкция упростилась. Низ вала как с внутренней, так и с наружной стороны, укреплялся тремя расположенными одно над другим бревнами, опиравшимися на «хаки», совершенно так же, как найденные в Московском Кремле. Но самое тело вала было насыпано не из песка, как в Москве, а из камней. Лучше всего изучена такая конструкция в укреплениях Познани, построенных во второй половине X — начале XI в.

Нетрудно заметить, что крюковая конструкция, обнаруженная в Московском Кремле, в основном совпадает с «хаковой» познанской, когда шло строительство.

Разница между ними лишь в тех деталях, которые связаны с материалом самого вала. Ясно, что при каменном заполнении познанского вала нельзя было удерживать в нем крюки так, как они укреплялись в песчаной насыпи в Москве — при помощи вертикальных штырей. Да и сами московские крюки были несколько менее мощны, чем поз-нанские «хаки». Укрепление, сооруженное с использованием аналогичных крюков, открыто недавно в Новгороде Великом. Это — стена новгородского детинца середины XI в. Но здесь крюки найдены в обыкновенном срубе, имевшем не менее 10 венцов, т. е. эта деталь использована в совершенно иной конструкции.

Итак, открытое в 1960 г. укрепление может быть датировано XII в. (вернее всего — второй его половиной) и имеет более ранние аналогии в оборонительном зодчестве в Польше (X—XI вв.) и Великом Новгороде (XI в.).
Попытаемся определить точнее время сооружения этой линии укрепления. Выше уже говорилось, что между открытым в 1960 г. рвом XI — XII вв. и бывшей церковью Спаса на Бору, по-видимому, не было второй линии укреплений, которую можно было бы связать со строительством Московского Кремля, упоминаемым летописью под 1156 г. И. Е. Забелин считал, что Московский

Кремль этого времени был значительно обширнее, чем первоначальное укрепление городка. Он предполагал, что со стороны р. Неглинной стена крепости должна была доходить до современных Троицких ворот, со стороны Москвы-реки — до современных Тайницких ворот или несколько дальше, а на горе — «включительно до Соборной площади так, что весь треугольник города, начиная от его вершины у Боровицких ворот мог занимать пространство со всех трех сторон по 200 сажен», т. е. несколько более 400 м. Это мнение И. Е. Забелина целиком воспринял С. П. Бартенев.

С. Ф. Платонов, как известно, не разделял точки зрения И. Е. Забелина и подвергал сомнению известие Тверской летописи о постройке Кремля в 1156 г.

Основным его аргументом было то, что летопись эта поздняя и известие носит характер «позднейшего припоминания», в то время как, согласно другим летописным известиям, Юрий Долгорукий в эту пору находился на севере, а потом «окончательно перешел на юг» и скончался в Киеве в 1157 г. «Правильнее, — писал С. Ф. Платонов,— опираться в этом деле на иные свидетельства, с помощью которых можно достоверно указать существование Москвы только в семидесятых годах XII века».

С нашей точки зрения, аргументы С. Ф. Платонова недостаточно убедительны. Ведь присутствие Юрия Долгорукого на берегах Москвы-реки во время строительства крепости совсем не было обязательным. «Город» мог быть построен по его поручению и под руководством кого-либо другого, скорее всего — Андрея Боголюбского. М. Н. Тихомиров, не настаивая на 1156 г. как на времени построения Кремля, считает все же показание Тверской летописи «отвечающим исторической действительности». Он соглашается с И. Е. Забелиным и в определении территории «этого второго Кремля».
Н. Н. Воронин отвергает высказанное его предшественниками мнение о размерах территории Кремля во второй половине XII в., в частности, он против того, что эта территория «включала уже и Соборную площадь.

Но ведь как раз главный собор Москвы, Успенский, начал строиться еще до разгрома Твери, в 1326 г., когда не было «великой тишины», а, напротив, было время чрезвычайно тревожное.

Всего год назад старший брат Калиты погиб в Орде, и великое княжение перешло к тверским князьям. Тверь была опаснее для Москвы, чем когда бы то ни было, да и татар следовало весьма опасаться. Трудно предположить, чтобы московский князь решился при этой политической обстановке построить патрональный собор для митрополита (который лишь недавно перенес в Москву свою резиденцию из Владимира) вне укрепления, «на площади».

Скорее можно думать, что территория Соборной площади уже тогда была надежно защищена крепостной стеной. Другие соборы тоже строились в достаточно тревожное время. Как известно, Александр Михайлович вернулся на тверское княжение и в 1338 г. погиб в Орде (говорят, не без участия Ивана Калиты). Если придавать такое значение «великой тишине», то будет непонятно, почему в 1339 г., когда враг был уже окончательно повержен и казнен, Калита решил защитить себя новой крепостью. Все эти соображения подкрепляют точку зрения И. Е. Забелина и М. Н. Тихомирова.

Мы потому так подробно рассмотрели различные мнения исследователей о том как шло строительство, о размерах Кремля середины XII в., что открытые в 1959 — 1960 гг. укрепления того же времени и по территории, как нам кажется, совпадают с предполагаемой линией укреплений, построенных Юрием Долгоруким или Андреем Боголюбским. Шло ли строительство в 1156 г. (что всего вероятнее) или в семидесятых годах XII в., как предполагал С. Ф. Платонов, это, по-видимому, тот самый «город», о котором писала Тверская летопись.
Позднейшие известия о разорении Москвы в 1177 г. Глебом Рязанским позволяют думать, что после этого разгрома укрепления должны были вновь отстраиваться. Но, по-видимому, тогда просто была восстановлена прежняя крепость, конструкция которой еще не успела устареть.

Попробуем реконструировать описанные выше укрепления Московского Кремля второй половины XII в.

Для этого нужно прежде всего поместить их на рельеф местности того времени. Построив по горизонталям древний профиль левого берега р. Неглинной в районе, где найдены остатки крепостных сооружений, мы нанесли на него поперечный разрез нижней части вала с деревянной конструкцией. Само это сооружение может быть реконструировано полностью на высоту трех рядов бревен, так как, судя по приведенным уже аналогиям, выше оно и в древности не продолжалось.

Каждый верхний ряд должен отступать к внутренней части вала примерно на 1/4 часть нижнего бревна, образуя крутой откос. Выше насыпь вала можно представить по сохранившемуся профилю в северной стене котлована, поскольку насыпь была одинаковой на всем протяжении стены. Так мы получили разрез восточной стороны вала до самой его середины. Это и будет внутренняя часть вала, строительство которой может быть сделано вполне документально. Что же касается наружной его части, то профиль ее приходится строить, исходя из рельефа местности и того, что известно о подобных валах вообще.

Внешний склон вала делался всегда значительно круче внутреннего и достигал обычно 40 — 45°. Для сыпучего грунта, каким является песок, такой откос намного превышает естественный. Поэтому вполне вероятно, что и с внешней (напольной) стороны московский вал имел в основании такую же деревянную конструкцию, как и с внутренней, чтобы удержать насыпь.

Это было тем более необходимо, что здесь насыпка производилась на довольно крутой склон берега.

Исходя из этих соображений, мы построили западную часть вала, проведя от его вершины к западу линию под углом примерно 45° до пересечения с коренным рельефом берега. В этом месте мы поместили деревянную конструкцию, представляющую собой как бы зеркальное отражение конструкции восточной части основания вала. Так получился вал высотой 5 м с внутренней стороны и 15 м с напольной, мощностью 5 — 6 м по верху и примерно 30 м в основании, с откосами в 34 — 35° с внутренней и 45° с напольной стороны. Такие валы характерны для многих русских крепостей X—XIII вв.

С гораздо меньшей достоверностью могут быть восстановлены наземные деревянные укрепления. Общеизвестно, что на крепостных валах как в древней Руси, так и в Западной Европе, всегда имелись дополнительные укрепления, прикрывавшие защитников от стрел и камней противника и создававшие дополнительное препятствие для штурмующих. При земляной насыпи вала это могли быть каменные или деревянные укрепления. Мы не можем предположить в Москве существование в XII—XIII вв. каменных стен на валу, поскольку такие стены были в то время лишь в нескольких самых значительных крепостях, таких как Киев, Новгород, Владимир. Белокаменный фундамент, встретившийся в разрезе вала у Троицких ворот, — это случайное более позднее включение, относящееся к XVII в.

Но и деревянные оборонительные конструкции могли быть различны.

В Москве во второй половине XII в. это, по всей вероятности, был уже не частокол, а деревянные срубные стены с заборолами, какие также были широко распространены в XI—XIII вв. в русских крепостях типа Белгорода. Строительство наземных конструкций в этих случаях состояло из трехстенных срубов (обращенных, разумеется, внешней стороной к врагу, а пустым пространством внутрь крепости) с общими боковыми стенами высотой примерно 3 м от верхушки вала.

Примерно на этой высоте могли быть заборолы, выступающие вовне на толщину 1 — 1,5 бревна и имеющие бойницы и двускатную деревянную кровлю. Конструкцию стен с заборолами и размещение на них бойниц можно представить по макету укреплений Белгорода, выполненному М. В. Городцовым по реконструкции Б. А. Рыбакова. Укрепления Москвы XII — XIII вв. могут быть восстановлены такими.

Ворота Кремля показаны на рисунке условно.

Все исследователи, писавшие о Кремле, соглашаются с предположением И. Е. Забелина, что уже с древнейших времен в Кремле было по крайней мере двое ворот — одни, выводившие на плато (соответствовавшие современным Спасским), и другие — в сторону устья р. Неглинной (соответствовавшие современным Боровицким). И если в древнейшем укреплении башен скорее всего не было вовсе, то крепость второй половины XII в. должна была уже иметь проездные башни.

Сама конструкция этих башен-ворот известна по исследованиям П. А. Раппопорта, в соответствии с которыми она реконструирована на нашем рисунке.
Московский Кремль, как и все русские крепости того времени, должен был иметь также ров, который шел по внешнему краю вала со стороны плато. Археологически он, правда, не обнаружен и о его размерах и конструкции ничего не известно.

Если первое укрепление Москвы, о котором была речь выше, могло возникнуть как убежище для всего населения тогдашнего маленького городка, то второй кремль середины XII в. уже, вне всяких сомнений, был прежде всего резиденцией феодального владельца и его приближенных,—по всей вероятности, сначала княжеского наместника, а потом, когда Москва стала самостоятельным уделом, и князя.

Главная