Загадка слободского дома 2 Сотрудник уголовного розыска

— Нужна твоя помощь, Михаил Кузьмич. Постарайся, как сотрудник уголовного розыска, вспомнить, кто изображен на фото. Это необходимо для стенда о милиции первых лет Советской власти. Ну что, сумеешь?

Я начал вглядываться в видавшую виды фотографию. Ну конечно же, это в полном составе Одесский уголовный розыск 1922 года! В худеньком парнишке в надвинутой на лоб кепке я, признаться, с трудом узнал самого себя… Волнение мое передалось Давиденко.

— Да, годы, годы… Ничего не поделаешь. Так что, сможешь назвать фамилии?
Я прекрасно помнил большинство из тех, кто выстроился перед объективом нашего старика-фотографа, решившего сделать этот снимок накануне пятилетней годовщины Великой Октябрьской социалистической революции. Со многими не раз приходилось бывать в сложных переделках, расследовать запутанные дела, «штурмовать» бандитов (так на языке сотрудников угрозыска называлось задержание вооруженных преступников). Разве можно забыть людей, с которыми ходил под пули, делил краюху хлеба в голодные годы, спал под одной шинелью?

Вот Жорж Рудой, веселый жизнелюб и прекрасный товарищ. Вот Николай Головин, воспитанный, всегда подтянутый, решительный. Семен Москвич, умевший в самых трудных ситуациях шуткой поднять настроение товарищей. Или Леня Евдокимов, бывший кавалерист.

Загадка слободского дома. Сотрудник уголовного розыска

Из этой фотографии я почти всех назвал по фамилии и по имени…
Эта встреча с друзьями боевой молодости глубоко взволновала меня. Раньше я как-то не думал, что в тайниках памяти хранится столько подробностей из всего прожитого. А необходимость восстановить имена товарищей для музея подвела меня к мысли, что можно ведь не только фотоснимок расшифровать, но и подать целую картину, подробно рассказать о славных делах молодой советской милиции. Я почувствовал, что в этом мой долг. И главное —я увидел в музее, насколько это все интересует людей!

И так стал постепенно собирать материал, накапливать записи.
В Одесском государственном архиве мне попались документы, рисующие сложную и до боли памятную обстановку 1922 года. В Одессе голод, разруха. Уже разгромлены банды Махно и Заболотного, но неспокойно еще в Одесской губернии. Особенно на дорогах Балтского, Уманского, Первомайского уездов. Здесь грабят крестьян, убивают советских работников, срывают продналоговую кампанию бандиты шайки Бабия. Вот и пожелтевший листок с отрывком стенограммы совещания сотрудников губернского уголовного розыска; «Товарищи, ликвидировать банду Бабия нужно во что бы то ни стало…»
Здесь оказалась и сводка — отчет, где говорилось кратко об операции, которую провел Полищук.

И в памяти всплыли события… Я тогда только начинал работать в угрозыске. Часто, затаив дыхание, слушал рассказы старших товарищей о проведенных операциях. Один из них, Поликарп Полищук, вызывал у меня особое восхищение, я даже старался походить на него. К сожалению, знал я его сравнительно недолго…

Сотрудник уголовного розыска

Осень пришла рано. Богатая лесами и оврагами местность вокруг Голованевска, служившая атаману надежным укрытием, теперь, в пору проливных дождей, теряла свои преимущества. Не то летом… Дорога в городок проходила среди разлапистых лиственниц и кленов. Медленно тащились по ней груженые телеги. Немногочисленной была охрана: два-три красноармейца да представитель продналоговой комиссии, вооруженный наганом.

Укрывшись в зарослях орешника, вояки Бабия брали на мушку ничего не подозревавших людей, к тому же разомлевших от жары и долгого пути. Залп — и мечутся по пыльной дороге взбесившиеся кони, волоча по камням и ухабам убитых всадников. В живых не оставляли никого, опасаясь свидетелей. Беспомощных людей добивали прикладами — экономили патроны…
Теперь дороги развезло, тропы в лесу под копытами лошадей превращались в сплошное скользкое месиво. Трудно сейчас менять стоянки, уходя от преследования чоновцев.

И все же поводов для серьезных опасений у атамана пока не было. В нескольких верстах находилось Глузское, его родное село, надежный тыл. Знал: там примут на зиму, укроют, накормят. Не раз посылал богатые подарки сельским мироедам. Был уверен — не подведут. Да и с урожаем повезло: голод почти не затронул богатое Глузское.

Сотрудник уголовного розыска в Одессе

Роман Бабий размышлял об этом, валяясь на клеенчатом диване с высокой спинкой и мягкими подушками (любил городскую мебель, да и обоз подвернулся что надо), покручивал рыжий прокуренный ус. В заброшенной сторожке лесника на никелированных английских кроватях с пружинными матрацами возлежали атаманцы.

Играли в чет-нечет, расплачиваясь между собой керенками, невесть откуда попавшими, им в руки и ценности уже не имеющими. Шли в ход сапоги, полушубки, кожаные краги английского производства. Вяло переругивались, смолили крепкий кубанский табак.
Исподлобья поглядывали на атамана. Знали, сейчас он вместе с Кушниром решает, как зимовать.

Кушнир — правая рука Бабия, вместе проходили выучку у Махно и Заболотного. Лысый, крепколобый. Ковыряет гвоздем в пеньковой трубке, играет желваками на скуластом лице.
— Да-а, еще бы пару таких обозов, и можно спокойно до весны на печке лежать,— вслух подумал Бабий.
— Ты що, милиции давно не бачив, миркуешь познайомыться з новым начальныком? Може, ще й запропонуешь йому чарку? Тикаты трэба, чуе мое серце…

Загадка слободского дома в Одессе

Барышев отложил в сторону папку с личным делом, поднялся из-за стола, обтянутого зеленым биллиардным сукном, подошел к окну. На

Херсонской улице  неяркое осеннее солнце золотило пожелтевшие кроны кленов и акаций. День заканчивался. Шли по двое, по трое рабочие в косоворотках, проехал на черном рослом жеребце красноармеец, вестовой, громыхая, неторопливо катилась по булыжнику крестьянская телега.
Мысли начальника губрозыска вновь и вновь возвращались к разговору, который состоялся утром. Все ли продумано до конца, нет ли в легенде слабых мест?

Поликарпа Полищука Барышев знал давно. Бывший красный командир, работал в угрозыске с первых дней его образования, выделялся цельностью характера, какой-то спокойной надежностью. Крепкий, хорошо скроенный Полищук был словно создан для их нелегкого дела. Личная храбрость у него сочеталась с завидным хладнокровием. И что было сейчас особенно важно — в Поликарпе жили задатки актера. Интересно, откуда они в рабочем парне, наборщике типографии?

Обсуждение плана операции

Обсуждая с Полищуком план детально разработанной операции, Барышев водил крупным пальцем по потертой карте Первомайского уезда:

— Из оперативных данных известно: банда часто меняет места базирования. Известно и другое: кружит она вокруг села Глузского. Что-то притягивает ее туда, как муху сахар. Учти, Поликарп, теперь многое зависит от тебя. Большими силами мы не располагаем, поэтому действовать можем только наверняка.

Начальник губрозыска оторвался от стола, прошелся несколько раз по просторному кабинету. Привычным жестом достал кисет, свернул самокрутку.
— И еще об одном прошу тебя, Карпуша,— сказал он уже другим голосом, и глаза его потеплели,— береги себя…
— Гадом буду, наплюйте мне в очи, гражданин начальник, если не достану я этого атамана,—сразу входя в роль, ответил Поликарп.

Он был в мальчиковой клетчатой кепочке, вокруг шеи намотан мохнатый шарф. Так одевались в то время одесские налетчики. Из-под кепочки выбивался на волю «шикарный» чуб, озорно блестели голубые глаза.

Они обнялись, и Полищук, не оглядываясь, вышел из кабинета. Спустился на первый этаж, незаметно через черный ход выбрался во двор и выскользнул на улицу. В соседнем дворе дети играли в «казаки-разбойники», но сквозь ребячий гомон было слышно, как в конюшне приданного губрозыску кавэскадрона переступают ногами лошади.

Сотрудник уголовного розыска проникает в банду

Поликарп подумал, что, когда эти дети вырастут, не будет уже никаких банд. И кавэскадрона не будет, а может, и губрозыск не понадобится. Почему-то вспомнились узловатые натруженные руки матери, ее всегда встревоженные глаза, ее всегдашнее «ты бы поел, сынок…» К сердцу неожиданно подкатила щемящая нежность к ней.

Поликарп отогнал нахлынувшие мысли. Теперь он налетчик, удачно обделывающий свои делишки. Нужно на время перестроиться во всем, в мыслях тоже. Его походка сразу стала развинченной, он шел и, лузгая семечки, небрежно сплевывал через плечо шелуху…

К начальнику Первомайской уездной милиции Купцову Поликарп попал к вечеру следующего дня. Как и было условлено, чтобы не привлекать внимание, встреча состоялась на квартире, где жил Купцов. Он встретил Полищука, как давнего знакомого, хотя видел его в первый раз. Приземистый, с маленькими, красными от хронического недосыпания глазами, Купцов не задавал лишних вопросов, больше говорил сам. Усадил Поликарпа за колченогий стол, угостил чаем с сахарином. Сам уселся напротив, испытывающе поглядывал на товарища из губернии, скороговоркой выпаливал слова.

Сотрудник уголовного розыска в банде

— В общем, обстановка сложная. Мечемся по уезду, вылавливаем гадов. Развелось бандюг, как бурьяна на запущенном поле. Выковыривать надо с корнем, да только рук не хватает. Вчера убили сельского активиста. Дело атаманцев Бабия. Не погнушались снять с покойника сапоги… Их почерк. Если бы только нам вытащить эту занозу,— с остальным сами управимся.

В окно постучали. Купцов вышел в сени, притворив за собой плотно двери в комнату. Послышались приглушенные голоса, кто-то докладывал, мешая русские и украинские слова. В ответ сыпался горох приказаний Купцова.
— Мои хлопцы,— сказал он, возвратившись в комнату. — Значит, так,—начал Купцов, сразу переходя к делу.— Недалеко от Глузского есть пасека. Пасечник — человек проверенный. С ним и нужно вам познакомиться.

Пасечник оказался немногословным человеком лет пятидесяти. Его домик стоял в стороне от дороги, в версте от Глузского. Он жил с женой, тихой крестьянкой, беспрекословно делавшей все, что говорил ей муж. В хате было безупречно чисто, на окнах — аккуратные кисейные занавески, придававшие жилью городской вид.

Сотрудник уголовного розыска

Веяло от всего этого тихим мирным благополучием, не вязавшимся с неспокойными временами. Довершал это впечатление сам хозяин, неторопливый, с уверенными, несколько даже сонными, движениями. И только изредка из-под набухших век стрелял в Поликарпа такой пронзительный взгляд, что становилось ясно: хозяин — человек, много повидавший на своем веку.

— Вот вы какой,— сказал он Поликарпу, когда тот тихо произнес условленную фразу.— Как кликать вас, величать?
— Чубатым зовите меня, папаша. Чубатым и все. Или не нравится? Ничего, доживем до лучших времен, на человеческом языке будем говорить. Узнаете тогда и имя и отчество…— улыбаясь, ответил Поликарп, заметив, как скривилось при первых его словах лицо хозяина, с неодобрением разглядывавшего его яркие клетчатые доспехи.

— Сегодня у нас какой день, четверг?—лицо пасечника вновь приняло непроницаемое выражение.
— Четверг.
— В субботу будем ждать гостей. Устрою вас в баньке. Нетоплено там, да я вам кожух дам—теплая одежда.
На скорую руку поужинали салом с луком, выпили по три стакана чая с душистым медом, который из погреба принес хозяин.

— Пуще всего будьте осторожны с Кушниром. Хитрый как черт. Никому не доверяет,— наставлял пасечник.— Да и остальные… Житья нет от этой сволоты.
Поликарп уютно устроился на сене и уснул быстро, словно провалился.
Поначалу все шло хорошо. Как и ожидалось, в субботу на пасеку пожаловал человек Бабия. Подходил осторожно, прежде чем приблизиться к дому, с полчаса пролежал в кустарнике, проверял, все ли спокойно. Бандита звали Микиткой, он был длинный, сухой с висячими запорожскими усами. Ходил по земле крадучись, как нашкодивший кот.

Сотрудник одесского уголовного розыска

— Что скажешь, хозяин? Новости есть?
— Прибился тут один, говорит, что из города. Похоже, из блатного племени. Очень, говорит, хочу с Бабием познакомиться, мол, много наслышан…
— Где он?
— В баньке держу.
Микитка подскочил с лавки, зыркнул в окно, забеспокоился.
— Что ж ты сразу не сказал! Не видел он меня? А то, знаешь, у нас расправа короткая… Четыре сбоку, ваших нет…
— Сразу и говорю. Ты не прыгай, не прыгай… Не похож он на лягаша, пожалуй, наоборот…
— Много ты понимаешь, до беды тут недалеко.

Поворчав еще немного, бандит, не задерживаясь, отправился в лес, доложил о незнакомце атаману.
Атаман долго думал, что-то прикидывал. Решил рискнуть: люди были нужны. Полагался еще и на свое чутье. Раскусим, что за птица, чистеньким долго не походит…

Бабий не знал, что незадолго до этого в одной из перестрелок с милицией в Одессе был убит брат его младший, Алексей, матерый бандит по кличке Косарик. У того были обширные знакомства в уголовном мире Одессы, Харькова, Киева… Опознал его труп Барышев, которому уже доводилось сталкиваться с «художествами» Косарика, отличавшегося исключительной дерзостью и жестокостью. В тот вечер, когда на него наткнулось угро, бандит был один. Перестрелка происходила в старом заброшенном доме на Бугаевке. Косарик был смертельно ранен — молодой сотрудник угрозыска целил в ногу, но пуля пошла выше. Выстрелы, по всей вероятности, не привлекли внимания прохожих: тогда на Бугаевке часто постреливали. Свидетелей гибели бандита не было.
Это обстоятельство и решил использовать начальник губернского розыска, чтобы выйти на банду Бабия.

Часть 1