Загадка слободского дома. Король клептомании

Владислав Вольдемарович Кологривский слыл среди своих знакомых интеллигентным человеком, радушным и хлебосольным хозяином. Двери его дома всегда были распахнуты для друзей. Естественно, он отовсюду получал ответные приглашения и никогда от них не отказывался.

Жил Кологривский на улице Торговой, в просторной, хорошо обставленной квартире. Высокий, худощавый, с черными вьющимися волосами, чуть тронутыми проседью, с живым умным лицом, он неизменно завоевывал расположение у тех, кто знакомился с ним впервые.

И его жена, Вера Станиславовна, была под стать мужу — умела поддержать разговор, вовремя сказать слово.
Они сняли в Одессе квартиру недавно, всего несколько месяцев назад, и скоро оказались в центре внимания. Хозяин как бы невзначай сообщал о себе знакомым, что является представителем крупного московского треста, который ведет свои дела в Одессе. Даже показывал командировочное удостоверение, где говорилось о том, что он, Кологривский Владислав Вольдемарович, является специалистом в области гидротехнических сооружений.

В то время в Одессе велась реконструкция морского порта. Производились дноуглубительные работы, ремонтировались рейдовые, карантинные и нефтяной молы, расширялись пакгаузы и склады. И Владислав Вольдемарович намекал знакомым, что имеет отношение к этому строительству.

Ювелирные украшения

Кологривские жили широко. Посещали театры, варьете, модные рестораны — дело было при нэпе. Никто из новых «солидных» друзей Кологривского не подозревал, что имеет дело с отъявленным мошенником. Вращаясь в кругу состоятельных людей, он «выходил» на тех, у кого имелись драгоценности.

И уж тогда обязательно становился другом этого дома, очаровывал его хозяев остроумием и хорошими манерами. Часто бывая там, Кологривский без труда узнавал, где хранятся кольца, серьги, золотые кулоны, броши.

Дальше «специалист по гидросооружениям» действовал по одной и той же схеме. При случае умело делал слепки с ключей от входных дверей. Выяснив, в какие часы хозяев нет дома, Кологривский спокойно приходил в квартиру и изымал золото и камни, которые новоиспеченные мануфактурные короли успевали приобрести на прибыли от своих дел.

Владислав Вольдемарович никогда не похищал денег или других ценных вещей — только ювелирные украшения. Конечно, подлинные, из натуральных камней и благородных металлов. Расчет похитителя был точен. Нэпманы, стремясь не привлекать к себе внимание налоговых органов, как правило, не заявляли в милицию о краже. Но бывало и так, что муж, ошалев от причитаний жены, враз потерявшей все украшения, заявлял в милицию.

Ювелирные украшения страсть Кологривского

Работники угрозыска рано или поздно выходили на Кологривского, предъявляли неопровержимые улики против него. И всякий раз Кологривский изображал себя клептоманом. Он старательно проштудировал учебники психиатрии, в совершенстве знал симптомы этого психического заболевания: у действительного больного появляется страстное желание присвоить определенные предметы. Ведь Кологривский брал только золотые вещи и камни… Судебно-медицинская экспертиза довольно просто выводила его на чистую воду, и не раз ему приходилось получать по заслугам.

Почему же Кологривский, человек неглупый, не оставлял попыток прибегнуть к защите, которая себя не оправдывала? Трудно сказать. Видимо, надеялся, что в очередной раз ему повезет. Дело в том, что до революции, когда он попадал под суд, он довольно удачно использовал этот прием. Являлся на судебное заседание вместе с женой. Небритый, с тусклым взглядом, производил впечатление человека больного и в то же время тяжело страдающего, раскаивающегося.

Защищали Кологривского всегда лучшие адвокаты. После их пламенных речей, учитывая состояние подсудимого, к нему применяли самые мягкие меры.

— Поблагодари, поблагодари, Владек, господина судью,— говорила жена.
— Спасибо, спасибо,— мямлил Кологривский,— это никогда не повторится. Чтоб у меня руки отсохли…
Тяжело ступая, поддерживаемый под руку женой, он удалялся из зала заседания.
Впрочем, и тогда его подвергали экспертизе, но ходили слухи, что врачей ему удавалось подкупить. Умен, умен был Кологривский, но никак не мог взять в толк, что советские органы правосудия, где работали люди, преданные своему делу,— это не прогнивший судебно-следственный аппарат царской России. И он упрямо заводил при задержании старую волынку: болен!

Ювелирные украшения короля клептомании

В нашем уголовном розыске называли его между собой королем клептомании и старались не выпускать из-под наблюдения. Помню, в середине двадцатых годов (был я тогда оперуполномоченным) пришлось познакомиться с ним при следующих обстоятельствах.

Жил Кологривский в то время тоже в Одессе (он часто переезжал из города в город), если память не изменяет, на Петропавловской, 13. Однажды обокрали его квартиру. Воры взломали искусно сделанные дубовые шкафы, запертые на ключ, словом, попортили мебель. В милицию Кологривский о происшедшем не заявил, но мы о краже узнали. Тогда имелось подозрение, что он затевает очередной фокус.

Кологривский искал хорошего мебельщика, чтобы отремонтировать шкафы.
Понимаете, насколько это был удобный случай проникнуть в чертоги короля! Руководство угрозыска стало искать среди нас мебельщика. Лучше меня с деревом никто не умел работать.

Здесь уместно будет продолжить рассказ о моих «университетах». Вы помните, почему я не стал парикмахером. Пришлось искать новую специальность…
Мне удалось устроиться в столярную мастерскую лодзинского поляка Неведомского.

Мастерская делала ореховые и дубовые стулья по заказам мебельной фабрики Гринберга. Неведомский был искусный мастер, но со своими учениками обращался сурово, не жалел подзатыльников, заставлял трудиться по 16 часов в сутки. Правда, и научиться у него можно было многому.

Целых полгода он учил, как готовить инструмент к работе, не без основания полагая, что от этого будет зависеть качество изделий. Полученные здесь навыки столяра-мебельщика пригодились мне и дома, и на службе.
С чемоданчиком в руках я появился у Кологривского на квартире.

Хозяин был щедр:

— Сможете сделать так, чтобы следов взлома на мебели не осталось, — цену назначите сами.
Мои посещения Кологривских продолжались дней пять. Я приходил, раскрывал чемоданчик, доставал долота разных размеров и форм, стамески, цикли и начинал работать. Скоро, к сожалению, обнаружил, что с женой он при посторонних разговаривает только по-французски. Я, как можно догадаться, языка не знал. Расстроился было, но потом выяснилось, что с гостями он всегда говорит по-русски. И все, что нам надо, мы узнали.

А шкаф я отремонтировал отлично. Кологривский был доволен, а главное — ни на минуту не усомнился в моей профессии. Чтобы не вызывать подозрений, пришлось и цену соответствующую заломить. Пришел я с этими деньгами к Белоусову. Вот, говорю, зашабашил.

Тот смеется: бери, честно заработал! Я тоже посмеялся вместе с ним, но потом настоял, чтобы деньги оприходовала наша бухгалтерия. Еще не хватало, чтобы работник угрозыска взаправду халтурил у жулика.

Но проходило время, забот у сотрудников и без того хватало, и постепенно Кологривского переставали опекать. Может, и впрямь человек исправился.
…В тот вечер на именинах Веры Станиславовны было выпито много шампанского. Гости поднимали бокалы со здравицами в честь именинницы, пили за здоровье хозяина. Владислав Вольдемарович превзошел самого себя. Он много шутил, рассказывал забавные истории, танцевал по очереди со всеми дамами.

Особое внимание

Но особое внимание уделял Владислав Вельдемарович одной супружеской паре. Печенко был известным в Одессе ювелиром, его услугами широко пользовались нэпманы. О жене его, Варваре Николаевне, дочери бывшего фабриканта, ходили слухи, что во время революции ей удалось припрятать часть фамильных драгоценностей.

Кологривский приглашал танцевать Варвару Николаевну чаще, чем других женщин. Если бы кто-нибудь в этот момент внимательно наблюдал за ним, то увидел бы, какие взгляды он украдкой бросает на великолепную брошь, что покоилась на груди партнерши. Наконец Владислав Вольдемарович не выдержал.
— Очаровательная вещица,— сказал он, едва заметно щурясь.— Откуда она у вас?
Лицо женщины покраснело от удовольствия.
— Вы, я вижу, знаток,— ответила она кокетливо.— Это настоящая античная камея из сардоникса. А оправа — из платины. Досталась мне от бабушки.
Кологривский перевел разговор на премьеру в театре. Об украшении больше не было сказано ни слова.

Вечер удался на славу. Не удивительно, что, прощаясь, многие, в том числе и Печенко, пригласили Кологривских к себе. Те не замедлили воспользоваться приглашением и через месяц уже были друзьями семьи ювелира. А еще через месяц супруги Печенко пришли в милицию и, сбиваясь, рассказали о пропаже всех драгоценностей. Причем многое из похищенного было чужим, так как Печенко часто работал не в мастерской, а дома.

Выяснение круга

Мы стали выяснять круг людей, которые были вхожи к ним. После кражи в квартире отсутствовали следы беспорядка, характерные для случаев, когда преступники ищут наугад. В полном порядке были дверные замки.

Все это наводило на мысль о том, что кража была хорошо подготовлена, и, возможно, ее совершил кто-то из знакомых Печенко. Рассказали об этом потерпевшему.

— Ума не приложу, кто бы это мог быть,— отвечал ювелир.
Затем он назвал несколько фамилий и замялся.
— Нет, нет,— бормотал он,— не буду впутывать в эту историю еще и Владислава Вольдемаровича. Зачем травмировать невинного человека.
— Назовите фамилию,— сказал я.— Если вы не хотите нам помочь, тогда не требуйте от нас помощи.
— Я скажу… Это кристальной чистоты человек, честнейшая душа. Он крупный инженер… Кологривский…

Мы переглянулись с сотрудником угрозыска Колей Лесковым, с которым вместе допрашивали потерпевшего. Через полчаса был подписан ордер на обыск квартиры Кологривского, и мы без промедления оказались в доме на Торговой.

Там довольно быстро мы отыскали золотые колье, браслеты, серьги с бриллиантами. Они лежали в чулане в коробке из-под конфет. Как и следовало ожидать, Кологривский стал убеждать нас, что сделал это, когда «на него что-то нашло».

Честное благородное

— Честное благородное слово, гражданин начальник,— восклицал он, с жаром прикладывая руку к груди.— Ничего не могу с собой поделать, болезнь и есть болезнь…
— Хорош прохвост, ничего не скажешь,— усмехнулся Коля Лесков, когда Кологривского увели.— Убедительно излагает, того и гляди, поверишь ему…

Супруги Печенко, увидев найденные вещи, не могли скрыть радости. Но не меньшим было их удивление, когда они узнали, у кого обнаружены драгоценности.
— А брошь, я тут не вижу броши! — сказал вдруг ювелир.— Она одна стоит так много, что все остальное по сравнению с ней — стекляшки. Вы, граждане следователи, я вижу, неплохо разбираетесь в камешках, раз положили ее отдельно. Тончайшая, искуснейшая работа старинного мастера. Ей-богу, ею не побрезговал бы даже музей…

В коробке из-под конфет этой вещи не было. Спросили о ней Кологривского. Его лицо страдальчески скривилось:
— Не знаю я ни о какой броши. Я ведь во всем сознался. Что было, то было, а чего не было, того не было. Впрочем, я не помню. Может, и было, да по дороге потерял. Я после того, как взял эти цацки, смотреть на них не мог. Может, и потерял…

Допрос Кологривского

…Я только что окончил очередной допрос Кологривского, который ничего нового нам не сказал, как дежурный сообщил, что пришла какая-то женщина с заявлением о краже. Я попросил, чтобы ее привели ко мне в кабинет. Женщина рассказала, что, придя домой, нашла свою квартиру открытой.

Ценные вещи были похищены. Воры знали, где могут поживиться. Муж потерпевшей был владельцем одного из дорогих ресторанов. Квартира была набита дорогими безделушками, хрусталем, имелись там и ценные украшения.

— Вы знаете,— нервно теребя краешек шали, рассказывала женщина,— пропала у нас и чужая вещь.
— Какая?
— Изумительной работы камея в платиновой оправе. Ее нам дал один приятель. Зная, что у моего мужа широкий круг знакомых, он попросил его подыскать покупателя.

Опять камея. А что, если…
— Вам дал ее Кологривский?—стараясь ничем не выдавать своего волнения, спросил я.
— Откуда вы знаете? — удивилась женщина.— Владислав Вольдемарович сказал, что она принадлежала его покойной матери и он продает ее ввиду финансовых затруднений.
— Да, кое-какие затруднения у него имеются,— не удержался я. — Но сейчас речь не о нем. Итак, когда вы зашли в квартиру, что обнаружили?
— Все было перевернуто вверх дном. Да, чуть не забыла. Когда я поднималась к себе, то лицом к лицу столкнулась с молодой, хорошо одетой женщиной. «Я ищу Петрову Марью Степановну»,— сказала она.
— Это я.
— Послушайте, у вас открыта квартира. Это нехорошо, могут обокрасть.

Незнакомка циперщица

Я растерялась и бросилась к себе. Двери были распахнуты настежь. В волнении я забыла о незнакомке, а когда опомнилась, ее уже не было. Думаю, что она к краже непричастна. Такая интеллигентная дама, в руках аккуратный пакетик…

Когда потерпевшая подробно описала женщину, я понял, о ком идет речь. Это была «циперщица» Вера Сопелкина.

«Циперщиками» назывались воры, которые в случае опасности прикидывались людьми, не имеющими к краже никакого отношения. Красивая, всегда модно одетая, Сопелкина отличалась дерзостью при совершении краж и завидным хладнокровием. Мы знали, где она живет, и немедленно поехали на Пересыпь.
Дверь открыл муж Веры. Чем он занимался, никто не знал, но в милицию он не попадал.

— Где Вера?
— Веры нет, поехала к каким-то родичам. Что вы спать не даете…
Мы зашли в дом, несмотря на негостеприимный прием. Веры нигде не было. И только из-под кровати выглядывали кончики женских тапочек.

— Вера, простудишься. Хватит под кроватью лежать,— сказал я.
Та нехотя стала вылезать.
— Никуда не денешься,— философски заключила она.— Если Федоров приехал, придется выходить.

Ювелирные украшения обнаружены

Ни слова не говоря, она вынесла из кухни аккуратный пакет. Среди украденных вещей была камея из сардоникса.
Круг замкнулся. Кологривский теперь уже не запирался. На что было ему теперь рассчитывать, если и судебно-медицинская экспертиза, которую проводил известный в те времена психиатр Айхенвальд, в очередной раз определила, что попытка вора выдать себя за клептомана — чистой воды симуляция!

— Да, я вижу, вы не только мебель умеете ремонтировать,— в заключение сказал он.
Впервые признался, что помнит меня. А до этого не узнавал. Ведь «забывчивому» человеку, каким Кологривский хотел казаться, ни к чему проявлять хорошую память на лица. С того момента, как я предстал перед ним мебельщиком, прошло немало лет…